Приходит день, приходит час
Приходит миг, приходит срок
И рвется связь
Кипит гранит, пылает лед
И легкий пух сбивает с ног
Что за напасть
И зацветает трын-трава
И соловьем поет сова
И даже тоненькую нить
Не в состояньи разрубить стальной клинок
Стальной клинок…

Где мы? Куда попали? Кто все эти люди? Исповедь в череде лиц перед нами. Последние — привет, последние — прости. На фоне главного, величества полного, более мелкие как челядь услужения у трона короля. Одни безмолвны и сухости полны, другие напротив весьма откровенны. И слушая весь этот оркестр мы лучше понимаем дирижёра. Человеческий возраст характерными проявлениями. Печалиться и грустить? Плакать в надсадных стонах содрогания? Нет. Нужно воспринимать происходящее как данность. И спешить почерпнуть ответы. Спешить насладиться последними мгновениями жизни. Вот-вот отлетит эта искра костра и потонет в безбрежном сумраке. Навсегда. Приговор вынесен. Обратного пути нет.

Отец и сын. С художественной одарённостью различия масштаба. Один едва переступил 50-летний рубеж, другой на излёте седьмого десятка. Один, купающийся в бликах софитов, аплодисментах восторженной публики. Другой — инсталляции из верёвочных узлов, рождённых в скрипе зубов творящий. Поклонницы и музы таланта, апартаменты величественного дворца, охапки цветов и турне гастролей по всему миру противопоставлением мастерской с нависающими как трупы чучелами фигур с мигренью приступов до колик. Родная кровь. Самые близкие друг другу люди. Заботливость так была важна в детстве, но был лишён её. Внимания так хотелось, но слишком короткие мгновения выпадали счастьем общения. И все эти обиды копились год от года, крепли становясь комплексами неполноценности. Жил — указкой что делать, опекой хранимый — был всегда. Горечь переполняла. Горечь стала натурой. Подранок Марк первой исповедью. Сын.

А вот и Ирина готова поведать свою историю. Кто она в этом доме? Любовница? Муза? Экономка? Ассистентка маэстро? А в новых реалиях? Смиренное несение своего креста. Исповедь вторая, готова.

Прошлое Марка — привет детству в окраске семьи трёх поколений женщин. Дойти до этого дома он может с закрытыми глазами — режиссёрская мысль в аскетичной краткости. Зрителю в осмысление понимания. Без излишних мизансцен. Пепелища ворох перед нами. Чувства, отвергнутые.

Марк сегодня. В единокровном застолье. В ближнем круге находясь. Свадьба предвкушением? Что ожидает? Романтика обретения своей половины? И рейсовое застолье с авиабилетами предрешённостью понимания.

Исповедь за исповедью. Глаза в глаза.

Гамма чувств расточаемая автором водит нас по лабиринтам человеческого существа. Гнев срывающийся едва ли не до ненависти. Крики души израненной годами терзаний. Всё здесь всклокоченными волосами Птицы. Помпезность величия противопоставлением. Сдержанность отрешённости до момента расторможенности сознания. До раскола. Но что в этом расколе? Истина всплывшая на поверхность? Или туман наркотического дурмана в деградации? И всё это следует одно за одним. Скачем, галопом уходящего времени.

Чувствительность и ранимость, прощение и понимание переплетаются здесь как нити жизней каждого из нас. Родители, родитель — насколько важны они и в 1 год и в 50. Как многое дают делясь словом ли, воспоминанием ли. И понимая их, мы лучше понимаем себя. Прощаем и отпускаем, возвращаемся вновь и исцеляемся от вопросов боли жгущих.