Мы немного изменили элементы на странице с фильмом таким образом, чтобы кинолюбителям было максимально удобно найти всю необходимую информацию о фильме, посмотреть его онлайн, скачать или использовать другой многочисленный функционал нашего сайта. Основное нововведение - плеер для онлайн просмотра расположен вверху страницы.
Теперь возможности меню "Избранное" пополнились новым разделом "Интересы", который открывает новые широкие уникальные возможности и непременно порадует любого киномана.
В Вербное символическим актом — с игрой слов "Ива новая" — решено было подарить Екатерине Ивановой иву — авось памятью. У реки, где каверны под опасной наледью, дёрнул я жилистую лозовину, дёрнул я жилистую лозовину, дёрнул я жилистую лозовину. И гнул её, и гнул её, и гнул её. И пнул её! Сплюнул. Грязно выругался в сердцах. Пробовал на зуб, пробовал на зуб, пробовал на зуб. Слышали непуганые птахи, как у реки был я словами груб, без ножа лимитированный а-ля Панахи. Дёрнул рядом, другой — сплутовать, за иву выдать — втуне. Ушёл, махнув рукой!
На площади Азатлык из-под земли выглядывает перископ гигантской подземной лодки. Хороший обзор. Идёт сбор информации. Прямо по курсу — пирамидальной формы трибуна для зрителей шоу. Если повернуть перископ на девяносто градусов против часовой стрелки по "правилу буравчика" — видно здание "Тюбетейки". Если по часовой на тридцать — серпантин ходовой дорожки — излюбленное место самокатчиков. Если повернуть по часовой стрелке градусов эдак на сорок пять — каток для катания на коньках. C его синими дугами входов, большим шаром по центру наподобие ёлочной игрушки, имитацией коробки с подарком, световой гирляндой, расходящейся пучком от центра над головами фигуристов. Если повернуть на девяносто градусов по часовой стрелке — будет циферблат мэрии, на котором указаны дата и время. При должном зуме смотритель внизу способен это рассмотреть. Кто внизу? Сколько их? Что это за раса? Идёт сбор информации. Хороший обзор. Если максимальный зум выкрутить — видна вывеска ТЦ "Палитра". Дворник Григорий признался мне, что перископ поворачивался, раздавив пол-литра.
Вот только не надо говорить, что забыл, когда танцевал с кем-то в последний раз. В долгих ежедневных скитаниях прохожих по тротуарам, когда каждый вежливо держится своей стороны, жмёт к телу руки, встаёт боком, пропуская на узких тропках, случаются моменты, когда вы идёте лоб в лоб. И тогда один, стремясь разойтись, делает шажок в сторону, а другой повторяет это движение, в том же направлении. Тогда первый делает шажок в другой бок — следует повторение. Иногда число синхронных шагов достигает двузначной отметки. Внеплановый вальс немногих секунд — мгновений настоящей магии социального единения, нечаянной гармонии двух незнакомцев. Это и есть — танец встречных прохожих. Поэтому — вот только не надо говорить, что забыл, когда танцевал с кем-то в последний раз.
Да и можно перемещаться по ветру. А если ветер дует в другую сторону — то тебе и не надо туда, вот и всё. Всё природой предусмотрено, эволюционность бородатая. Движение воздушных масс помогло Элли покинуть Канзас. Потому шоссе необходимы лишь в лесу, где не дует. Дуэтом к тезису — будет факт оживления статичного лесного пространства для стороннего наблюдателя. Лесник один вынимал из ранца — пополнить мировую фильмотеку — допотопную камеру для документального кино про лосей — за целую неделю не происходило ничего, мышь-полёвка еле заметно шуршала по снегу. Водители выходят, идут к лесу и делают на камеру дела чаще лосей или опадания последнего листика. Поэзия лесного шоссе — это есть мистика. Намедни по шоссе проезжала восьмая за всё время Марта. И музыка из окна её автомобиля звучала одичавшему леснику как для аборигена острова Суматра, напомнив ему цивилизованную юность. И строки все слагают поэтому. Перемещаться положим по ветру. Шоссе — оставим лесу, безветрию, леснику-интроверту, снимать его угрюмость.
Ходишь, ходишь привычной дорогой, задумываешься по обыкновению, очевидных вещей вокруг не замечаешь. Но эту броскую вещь не заметить сложно. Притянула мой взгляд давно небольшая красная повозка с оглоблями на веранде кафе "Peter's". Уютное место. Лошадь не по мелким габаритам будет — в повозку, берусь утверждать, был запряжён ослик. Летом посетители сидели на веранде, доносились разные вкусные запахи. Всегда было так людно, что я просто мог и не заметить повозку. И ослика, который её вёз. А сейчас снег лежит, холода были не шуточные ещё совсем недавно. Веранда-то сквозная, ветрами обдуваемая. Какой-то сердобольный посетитель, вероятно, взял ослика домой. Может, сам владелец по имени Петя? Молодец Петя. Осликов беречь надо. Настроение у них, судя по известной мультипликации, и так обычно не очень. Но ничего, ничего. Скоро пригреет ласковое майское солнце, растает, подсохнет. И Петя выпустит ослика на простор. И тот, нежась в лучах, жмурясь и улыбаясь, повезёт тележку, на радость не только детворе, но и сентиментальным бородатым дядькам, по дорожке вдоль проспекта Сююмбике. А вечером, когда пройду я привычной дорогой, увижу наконец ослика на веранде кафе "Peter's".
Только одна звезда — начало вышивки на пяльцах, изображающее твоё, в виде мерцающей пиктограммы, выразительное око. Задумался, витал и не почувствовал, как обожгло сухие пальцы. Но и другая была, оказалось, за полосой оконной рамы, когда я перевалился звенящей головой через балкон, чтобы сплюнуть на завядшие внизу прошлогодние цветы на мартовской проталине. И эта солома, представь себе, способна вдохновлять подобно графике Кравцова. Да только она, откровенно говоря, и способна, ибо цвет, берём пунцовый, жизнь вдохнув, даруя смысл, уплощает, и без того не бог разумеет какую, мысль.
Он сидит за роялем, разболтанный, в кепке, надвинутой на глаза. Он играет и поёт неповторимым наждачным голосом "Яйца и колбаса". Размыто, будто диафильмы. В лагере были "Звёздный". Я пьяный, улыбчивый, но одновременно серьёзный. Том Уэйтс — состояние души виршей моих на треть — парня, который не умеет нормально сидеть. на Шоу Майка Дугласа девятнадцатого ноября 1976 года. Я говорю об интервью с Томом. И мне даже необязательно в точности понимать, о чём увлечённо говорят эти два абсолютных антипода на языке уже позабытом, незнакомом.
Лёгкая тошнота от приторно сладковатого дыма. Я подметаю листья на набережной, у загогулин чугунных. На скамейке горизонтальное тело непробудного уличного Никодима. Маятник "конского хвоста" гордой бегуньи. Я щурюсь на ярком солнце, разглядывая ржавое судно. Месяц назад состоялся суд, на котором, вместо сети, я получил возможность этих впечатлений. Теперь-то, когда у меня будет чернильница, я буду сочинять, а не вылью её на памятник известному поэту, на которого, дарительница мне сказала, надобно равняться. За что и был приговорён к этой исправительной работе. Я рассказал это по телефону оператору анонимной психологической помощи. И она сказала, что я поэт, есть, мол, запал, не как остальные "овощи". Оценить попросили услугу. Ткнул на максимальный балл.
Как выразить недовольство? Как показать, кто тут большой начальник большого предприятия? Я кладу ладонь на лицо сотрудника и легонько отталкиваю его. Не всегда данная метода находит понимание. Я видел выпученные глаза, я видел столбняк. Я видел больничную койку. Я видел, как люди сажали друг друга на плечи, пятились ко мне спиной, повышали голос из-за двери, прижав её ногой. Один раз я видел человека в скафандре. Это трудно объяснить. Это происходит. Происходило, пока ты не вошла в мой кабинет и сказала, что я ужасный, ужасный человек, невыносимый тиран. Я положил ладонь на твоё лицо. И что-то сломалось. Я ощупывал его, как шрифт Брайля, пытаясь то ли запомнить, то ли что-то понять. Ты отлепила мою ладонь и прижала её к своей щеке нежно. Что это? Как это выразить?
Приземистая женщина в солнечных очках мелькала передо мной у подземного перехода. Что наговорил я такого хорошего надцать лет тому назад по чужому кнопочному телефону в каких-то SMS-знакомствах за всю ночь, до самого восхода? Хмельной, сонный, с трудом попадая по кнопкам новинки — бруска из металла и пластика. Слова, наверное, были какие-то нежные. Как ты оказалась там? Как поняла, что я собеседник? Какая-то, действительно, фантастика. Утром я написал, что собираюсь совершить переход через подземку от товарища к себе домой. Я помню, это прозвучало, будто Суворов переходит через Альпы, и улыбнулся пафосу слов своих. Да, ты не оказалась мечтой, Джессикой Альбой, и я даже не сподобился на какую-то реакцию, я просто прошёл, опустив капюшон, мимо. Но память так и хранит тебя необъяснимо.
Холмогорская резная кость. Урочище Чимбулак. Халикотерий. Игры доброй воли. Златю Бояджиев "Подкрепи и мен ръката". Ансамбль дворца ширваншахов. Маяк Токаревский. Пчела. Виадук Гёльчтальбрюкке. Ледокол "Пайлот". Скудучяй. Цилиндропунция фульгида. Никола Петров "Народният театър". Богоматерь с младенцем. Монгол Шуудан. Сто пятьдесят восемь марок из киоска "Союзпечать" в коробке, где были конфеты "Moritz" — подарок детям работников, — мечтали быть наклеенными на конверт с любовным письмом тебе одной. В те предновогодние дни Я нашёл пилку от лобзика, чтобы спилить лишние ветки сосны, и, глядя на неё, подумал о зубчатых краях марок. Но любая, даже такая, совсем отвлечённая мысль, как это случается с влюблёнными, словно перепутанные телефонные провода в ребусах старых журналов, которые тоже ждут своего часа, неизменно приводит к Образу.
А когда по радио пошли помехи, я повесил приёмник на ручку окна, взялся за антенну рукой, чтобы послушать последние куплеты любимой песни, и заметил какой-то силуэт в окне дома напротив. И весь тот вечер я наблюдал, как он стоит в неколебимой позе, и недоумевал: что там высматривает этот парень? Пейзаж был вполне обыкновенный: мокрые от дождя дорожки блестят в свете фонарей, мелкая собака прыгает за рукой хозяина, школяр, пиная пробку, плетётся за своей мамашей, имеется среди деревьев довольно тонкое одно. Как держится оно в штормовую погоду? Я подумал: этот человек в окне дома напротив умеет находить поэтику в таких незамысловатых вещах. Я не поленился выйти на улицу и посмотреть на загадочного ценителя ближе — повешенный пиджак.
Летом, после экзамена мы хлопнули пивка, и приятель обронил вдруг, что они едут на пляж за городом, что в его вишнёвой "Восьмёрке" не осталось для меня места, но я могу сесть на автобус, ехать до конечной, там недалеко. С ними была одна особа, которая волновала меня в ту пору. Чёрт побери, я сорвался туда. Сел на гармошку "Икарус" и ехал до конечной. Потом неожиданно углубился в лес. И я бесконечно шёл сквозь эти нетоптанные хвойные дебри. Меня кусали комары, ветки царапали мои голые руки. Я шёл, как зомби, к какому-то иллюзорному пляжу с иллюзорной особой в бикини. Я вышел, в конце концов, на шоссе и плёлся до автобуса обратно. Один парень рядом держал баллон со смесью, как он сказал, пива и сока, на дне. Редкая дрянь, но мне было всё равно — я влил это в иссохшую плоть. А дома съел кусок колбасы, и меня вырвало. Я потерял пять килограммов от истощения. Я лёг на кушетку с торчащей посередине пружиной. Зачем я сделал это? Наверное, я хотел показать ей, которую и не знал толком, своё тренированное тело. Чёртово безумие.
Хлопну как следует чего крепкого, и почерк, по обыкновению убористый, становится размашистым, и слова не вмещаются в стро- ку. Это я написал "Ш Б" на плакате окулисту. Доктор, (но, скорее, черновику) я вижу мост из верёвок, свитых из... на языке вертелось. Он висит где-то над потоком, и муз по нему босоногих бег из юности во зрелость. Я вижу в тумане прикрытым это оком. Тире — телескопическая трубка, запятая — головастик. Воспоминания дают осадку. Скобки — щёк надувание. Не исключено, улыбка. Последние капли выпрямляют уже не столь уверенную осанку. О — кружок под бутылкой липкий — из дяди больше не получить верёвок, лишь только пару шершавых упаковочных коробок.
Актёр играет роль какого-то гада, а потом мямлит что-то в интервью о том, какой его персонаж особенный, как он движим самобытной идеей. И это ведь укладывается в голове. Харизма героя оправдывает деяния, которые зритель не готов принять наяву. Политика парадоксальная двойных стандартов объяснения так и не находит — взрывает респонденту мозг. Он в ступоре — как можно не симпатизировать яркому на экране серийному убийце, грабителю, абьюзеру с айкью, своей философией. А потом я говорю, что я вот из таких, и он в ужасе убегает. Поэтому ты давай-ка не убегай. Или смотри беспристрастно только документальные хроники. Как сурикат, колеблясь на ветру знойной пустыни, стоит в песках на задних лапках и просто смотрит за горизонт. Так честнее будет. А лицедеи — я их всех знаю, как и ты, обаятельных потрясателей статуэток — забыли, какие они на самом деле.
Увязался за одной. И вот она шла, шла и шла, покачивая бёдрами, а я плёлся, плёлся за ней без идеи. А потом она закрыла передо мной дверь, и я задел кончиком носа глазок. Я нарисовал мелом на двери крестик, как Ахмед, чтобы вернуться уже сюда ни в одном глазу, в белой выглаженной рубашке, с цветами. И я пришёл сюда сухой, в голубой рубашке, с тремя неказистыми тюльпанами. Крестик оказался ниже, чем я представлял себе, с этажом тоже какая-то петрушка. Я ей всё-всё рассказал, как шёл за ней всю дорогу, про кончик носа. Она не стала говорить, что вызывает копов. Она сказала вдруг, что всё-всё понимает, и понесла, ягодка, поставить цветы мои в воду. Бёдра не той конфигурации — я их запомнил наизусть. И что же? И пусть.
Я рельс. Зимой я отдаляюсь от тех, кто рядом. Солнце уже высоко, и появляется путевой обходчик. Он видит во мне, полированном составами, своё отражение. Он видит во мне личность, разговаривает со мной, со всеми нами. Но я понятия не имею, понимают ли его другие рельсы. Или я один такой вот рельс с сознанием, двутавровая сущность. Путевой похлопывает и уходит, и я снова впадаю в дремотное состояние. А потом появляется и нарастает гул, я чувствую дрожь, и наконец транссибирский экспресс втапливает меня в шпалы, и ужас охватывает всякий раз. Всякий раз сквозь скрежет передо мной мелькают образы из проносящихся вагонов. Как человек с мутным взглядом идёт, пошатываясь, по проходу к титану. Стекает конденсат. Наступает лето, и в этом пекле Сайгона я перестаю что-либо, какое соображение. Ползёт непутёвый, охочий до исповедных. Какое напутствие на прессинг на этот раз?
Величие человека, который выбивает ковёр, растёт прямо пропорционально росту площади маленького хлопка выбивалкой на гигантскую площадь отражения от домов звука.
Я говорю: я произвожу это малозатратное действие, и загораются окна, появляются силуэты жильцов. Я говорю: меня все услышали.
А голос наиболее эффективен, когда в отделе идёт ремонт, вынесли шкафы с геранью, сняли номенклатуру в рамках. Звук чистый, плотный. Окрашенный.
Разработать нагреватель. 1.1 Снять фланец у механика или водителя.
Гумеров должен подтвердить наличие металлоотходов тайным сигналом.
У заплётчиков выяснить: пришёл заказ на двухтонный строп 1м (общая длина), а заплётка только с 2м производится. Сможете?
Например, для эмали ПФ-115 ГОСТ 6465-76 заглянул в том, и дело, что третий. Или папку.
Черниговский: только, настоятельно, на стандартные изделия в ведомости материалов указывать количество штук в числителе.
Саяпов: погрешность растёт ли, когда из свёрнутого к чаю ковра рулета торчат ноги начинки?
Прямо про порции, отвечаю, площадь возражения минимальна.
Босс всея Гузев: всё-таки пахнет. Уловимый Джо (впервые). Краска погосту?
Умнова дёргает за рукав. Это хлопок. Чистый хлопок.
Чем ярче — тем громче в очередной час капитан парохода даёт несколько гудков, скрипят туго натянутые тросы. Волны и чайки. Неотрывный взгляд Уинслоу в даль.
Секундная стрелка
Снежинки, когда Джон Рут переваливается через карету, чтобы взять письмо Линкольна, падают очень и очень плавно.
Маятник
Леонид: вращайте. Дед поднимает внука. Он тянется и мотает ручонками туда-сюда. Стрелка ритмично ходит в рамках сектора, на расстоянии толщины его пальца от рукояток.
Смена батарейки
Болтание слетевшего маятника где-то во чреве.
После интенсивной тряски La Mer встают. Замирает и извлечённый маятник.
Новые настенные La Mer точно такие же с виду.
La Mer (2)
Мелодии
Между источником и уловителем возникает будто бы некая сетка, и звук, проходя сквозь, становится зернистым. Уинслоу овладевает смутное ощущение не тех чаек.
Секундная стрелка
BS Player играет 570. Rant Radio Industrial, после чего снежинки — Домергу (уже с фингалом) сморкается будто оммажем к "Трудно быть богом" и вытирает ладонь об карету — падают рывками.
Маятник
Внук ускоряет мотание. На лице его появляется нечто дьявольское. Стрелка задевает рукоятки барабана. Леонид: в рамках в рамках сектора что вы вы ЧТО не надо не надо ТАК не надо Падает на пол и бьётся в конвульсиях.
Исход и принятие
Между обоями и часами небольшой кусок А4 распечатки хулы — маятник останавливается, перестаёт стучать по ночам, но уже не то пальто. В прихожей теперь.
Резвый сэр Мюллих, холёный лицом, нагловатый взглядом, подобрал всё бесхозное золото, дрова и руду, захватил привычно недели за две две управы. Управы на него никакой.
От этой вседозволенности сэр Мюллих подначивать стал других героев медленных.
Нимбус добрался наконец до указателя, а там: "Нимбус лох. Здесь был сэр Мюллих". Нимбус вслед грозит, от ярости лиловый.
Сэр Мюллих в саду откровений ягод забродивших объелся, подкрался к Тану у пруда лебединого, чалму с него в воду смахнул и — пятками сверкает, смеясь.
"Тень твоя на закате равна тени моей в полдень. Уфретин, отпусти ситуацию". Гном Уфретин, желваками играя, в погоню за ним пускается.
Вместе обиженки эти зажали сэра Мюллиха на полуострове у реки.
Корабль поздно вызывать. Чайка сидит на краю пустого ящика Пандоры на берегу — сэр Мюллих умел это, на самом деле, оценить.
Кольцо фей. Фонтан юности. Пирамиды. Его стихотворение про морские бутыли с записками, на волнах покачивающиеся, имело тонкие моменты.
Сэр Мюллих думал только о том, чтобы его, востребованного, дольше не тревожили в таверне теперь, где за выпивкой он мог бы написать о саде с пляшущим человечком.
человек прямой начинает клониться но не к брошенным перчаткам уборщиц а просто как парафиновая свеча в канделябре спустя полгода после празднования нового года
ещё стопка документации на столе поверх старой способствует его распрямлению обратному
вешатель портретов вешает на стену перед человеком портрет кого надо
фиксация разгибания и сгибания че человека склонения перед непрерывным процессом прироста и убыли стопок листов смутного на видео
искомый в ускоренном воспроизведении эффект свободных поклонов клонов
делегат за трибуной съезда говорит о перераспределении лесоматериала от высоты рабочих столов к бумаге
все ждут почему
делегат берёт лист с текстом выступления делает в нём четыре дырки дыроколом вставляет в него в них свои пальцы расширяя каждое отверстие и ползает так на четвереньках подрагивая пятым
бедуин на самокате с бумбоксом позади карлик убегающий от роя ос супруг насимы студентка с тощим рюкзачком лихач с пузатым рюкзаком яндекс фон-утопия в фотошопе след слизняка копия зализняка тень которая тебя передразнивает зацепщики за лиазом 89 рукава смирительной рубашки разгорячённая толпа за укрытием суфлёра вдохновение в пяти минутах ходьбы к бутылке свежеперевёрнутый за самосвалом люк год стройки у мэрии там же - завывание в снегопад вентилятор за бумажными своими полосками и конечно за каждым ангел и бес
я не очнулся и час того спустя в прелом после дождя кресле в котором инвалид по легенде карася поймал рекордного - в ветхом кресле повёрнутом странно к стаду пасущихся коров от озера позади
худое пугало в выцветшем под палящим солнцем платье в горошек и руками расставленными - обними - прошептало мне в ветродуй поиграем в прятки
только бескрайнее море колосьев позади только бескрайнее море колосьев позади только бескрайнее море колосьев позади только бескрайнее море колосьев позади
как ни повернись больше мы не виделись
шумные погремухи ссыпающихся на жутком элеваторе в верещагинскую гору зёрен всего позади
на открытой местности потерялся
Вы не можете оставлять больше 10 комментариев в сутки!