Мухобой

Садились тогда
на облупившиеся синие,
нагретые полуденным солнцем
доски веранды
сытые мухи августовские.
Мухобойкой их
вафельного узора —
в корыто падать с дождевой
сами, казалось, рады.
Азартное такое,
механическое.
Но мух не становилось меньше.
Глаза стеклянные больше.
На жизнь оглядываюсь —
занятия не найти
бестолковее.
Или же погоди —
закладку сделал когда-то в сети,
кликал маниакально
на страницу твою —
ничего не происходило,
к рассудку глух.
Мухобойкой лупить по веранде
без мух.

От выгорания

Место,
на котором
покоится предмет,
покоится годы,
всю-всю, не исключено, жизнь —
плед, допустим,
на кресле рачительно —
сохраняется от выгорания.
Что спасёт от выгорания человека,
который темнеет на свету?
Я долго-долго смеялся,
как Дед Щукарь,
над этим вопросом,
утирая слёзы
по "гусиным лапкам",
хлопал себя по коленям,
разгибался и
сгибался,
содрогаясь всем телом,
аж до икоты!
Видела б ты меня!
А потом просто,
просто утирал слёзы.
Уж слёзы я всласть утирал!
После взвыл и
сдёрнул плед с кресла,
опоясал чресла,
чихал от
пыли.

Перекати-поле

Я бегал,
суетился —
иметь ништяки.
Косили и жгли их —
индифферентно —
на месте, растут сорняки
в запылённом окне —
на вахтовке,
затёртый пейзаж.
Немыслимый,
адовый
сон о
камнях в Boulder Dash.
И снова бежать —
пасть подъезда
в дедлайн
выплюнет поутру.
А вьюнок,
никуда не спеша,
всё ползёт по стене —
органическому цвесть шнуру.
Я сижу,
наконец,
на скамье
в полдень у заведения.
Мимо катится перекати-поле —
усмешка человеку
растения.

Арка представляется

Арка представляется слепком
швейной машинки "Подольск" в чехле.
Фургон фарами слепит,
и ветер суёт свой порыв,
как лапу в расщелину Шурале.
Поводок вдевается в хвост калачиком,
и собака-Чубакка вышивает лаем
испуг на лице мальчика.
На жилете дворника трещат пуговицы.
Смотрит островок снега,
просит: не надо больше реагента.
Так железобетонная гусеница
хрущёвки — и это вау —
позволяет пустяковой тле — человеку —
читерство с личным телом.
Взрыв хлопушки имеет эффект "Фау",
речи — в конус рупора.
И безлюдной ночью, между делом,
мутные глаза синего убера
вроде огра-мага Карка,
как редкое тебе "пасхальное яйцо",
ждут от Деда Мороза подарка,
чуда, в конце концов.

текст от 31.12.2020

Итоги 2020

Подобно старателю в речушке намывается в череде событий уходящего нечто ценное. Шёл я один в тишине сумерек и лёгкий снегопад по площади около мэрии. Внезапно до меня донеслось какое-то странное завывание. Шаг мой привычно скорый, но кто-то позади стучал каблучками ещё резвее. Со мной поравнялась молодая женщина с растрёпанными волосами. Она производила это завывание в телефон, как это сейчас модно, по громкой связи, словно чаепитие с блюдца. Без единого слова и пауз на прослушивание ответов с другого конца. Вот так: "У-у-у-о-у-у-у-у-а-а-о-о-у-у-у". Подумал — рехнулась. А ну как перформанс какой, братцы? Вдруг советник мэра по культуре? В общем, промолчал я, чтобы дураком не показаться. Особа, может, передавала сигналы куда-то в космос. А услышал вот я. Бесконечно можно смотреть на сурикатов, в советский картонный калейдоскоп. И как уходит женщина. Потому что тебе ничего за это не будет. И что важно в этой связи? Не ставить человека на рельсы замысла, поле для интерпретации оставить. Ещё поблагодарят. Так и я смотрел вслед незнакомке и радовался сохранению Тайны. И всегда надо иметь в виду, что может найтись кто-то более чудной, и ты почувствуешь себя нормальным. С наступающим!

Вечная красота

В январе
в мамином кольце
на жучка смотрю в янтаре.
А через
миллионы лет
колосс бробдингнегский,
экс-Каму пересекая вброд от берега
этого до туманного
вдали другого,
кольцом на пальце любоваться будет
с янтарным каменищем,
в котором ты
застыла
в свои лучшие времена.
Вечную всё красоту мы ищем.
Вот она.

Коник малыша-пискли

Был у меня конь деревянный.
Устал на нём качаться.
Стоял конь в углу.

Пришла тётя Лида, сын Максим.
Сел Максим на коня моего,
стал качаться.

Слёзы лью:
"Дай я!"

Сел я на коня —
коник малыша-пискли!

Ой, качался.
Ой, качался.
Аж до чёртиков.
Пока гости не ушли.

Тридцать с чем-то лет прошло.
Был я метр в холке.

А теперь, ребята,
приходите книжки почитать
на полке!

Слов и нет таких

поездка по городу

огни ночного города

электрическая бабочка на столбе

новогодняя подсветка высотки

зелёный человечек на зебре

сонм неоновых вывесок

плазменный экран

огни не пробуждают ничего во мне

и только на мосту

на мосту я вглядывался

в тёмное неподвижное полотно реки

и я чувствовал наконец то

чувствовал как раньше

слов и нет таких

Напомнить о себе хотел

А неподвижные предметы так замыливают глаз,
что исчезают будто для владельца вскоре своего.

Гость говорит: "Такая ваза у тебя красивая".
И ты затылок чешешь, мол, есть ваза у меня, ого.

Находится потом пластмассовая карандашница,
вообразившая себя ежом. Диковинны дела.

Упал в ночь натюрморт, не прерывая сновидение,
напомнить о себе хотел. И я хотел, и ты "спала".

В буран

Зимой
в буран
я отцепил руки
от столба фонарного
и, пролетая мимо прохожего,
увидел, что
он шёл мне навстречу
битый час,
изо всех сил борясь с ветром.
Какая-то Нарния.
Едва касаясь
заснеженного тротуара,
я прилип к заброшенной будке автостоянки
и почувствовал вкус на языке.
А когда её снесут,
если повезёт,
можно долететь через трамвайные пути,
через проспект
Сююмбике —
в обыкновенный торговый левиафан.
Не знаешь,
идут тебе навстречу
или от тебя.
В буран.

Не стало будки

Не стало. Не стало будки. Автостоянку местную давно ликвидировали. Забор демонтировали, машины разъехались, и всё травой поросло. И только будка одна осталась стоять, постепенно ветшая. Как ведь бывает, человек выходит на пенсию, и всё, выпадает из ритма, угасает, уходит скоро. Окна выбиты, стены покрылись какими-то сектантскими знаками. Как-то раз около меня укусила дворовая собака. Но это ведь не я рушитель, вандал-то. На пустырь стоянки иногда заезжают одиночные автомобили, гасят фары, и остаётся только гадать, чем занимаются. Ностальгируют, вероятно. Но в эту осень козырёк, который болтался на ветру, ударяя о стену, от чего натурально с ума сойдёшь, кто-то снял, выбитые окна прикрыли фанерой. Стало ясно — появился жилец. Может, и не один. Дни спустя, проходя привычным маршрутом, бросил я взгляд на будку: фанеры уже не было, а кирпич закоптился, почернел. Нет, не от огня он почернел, но от горячих, верую, спасительных бесед уличных мыслителей под заветные флаконы о судьбе России. А теперь. Теперь вот постройку под корешок снесли. И пустота эта — непонятно чем её заполнить. Одно место инспирации, потаённой силы осталось — загадочная хижина посреди поля. Добираться это надобно.

На пустыре

На пустыре экс-автостоянки, где асфальт трещинами пошёл,
и земля задышала — автомобиль бывает цветом жёлт.

Мотор глохнет, гаснут фары, но никто не появляется.
Пробовал разглядеть, что там, в заиндевелых старицах.

Сидения, верно, пусты. Хозяин когда-то ушёл и не вернулся —
из леса, к примеру — оступился, шею сдавили бусы.

И, возят пока колёса, пока не пустили на металлолом,
в безмолвных сумерках местная Кристина тоскует о былом.

Так и меня увидят когда-нибудь под ранетовым, как прежде,
яблочками мелкими заваленным, в нафталиновой одежде.

Потому-то ещё не совсем, пожалуй, я и, хорошая, ржав.
Сегодня был снова на пустыре жёлтый ферросплав.

Я долго боролся

Я долго боролся
с тем, как
мой поплавок
относило
к берегу, и
плюнул.

Я выставлял
на полку
ярусами
жестяные банки —
бриз из форточки
рушил их.

Я строил
карточный домик —
сквозняк
аннулировал
плод
труда.

Порыв
выворачивал
дешёвый
китайский зонт.
Испанский
стыд.

На прогулочном
теплоходе
"Московский 17"
улетела
за корму твоя
шляпка.

Борей
не давал
нам с тобой
играть в бадминтон.
Уносились
слова.

Я несу валентинку.
Рукотворную.
То ли
ветер дует,
то ли он
в голове моей.

Трутовики

Представитель "Гринписа" Извеков,
не говори ничего
про девственные леса,
про нац. парк Нижняя Кама,
про пугливых
зверушек.
Вообще обалдеть.
Просто не начинай,
ладно?
Потому что лес ждёт человека.
Иначе почему
деревья выдавливают
из себя
грибы трутовики?
Не потому ли,
чтобы
на них ставили
пластиковые стаканы трудовики?
Просто факт признай,
что лесник
с удовольствием
читает газету, на которую клали
разные васи иваси.
Из века в век,
Извеков,
лес наблюдает,
как люди попадают
в свои собственные капканы,
суют руки
в дупла
со змеями,
теряют компас
и не могут выбраться.
Это жаль
очень лесу.
Куда, Извеков, ставить стаканы —
первая ласточка
в линейке
лесного сервиса
для дорогих визитёров.
Пока недостаточно
уверенно
стоит "Мягков" —
улучшается
горизонтальность трутовиков.

перевернём страницу, пожалуй