Ёлочный базар

если бы
капюшон сузил моё видение
я бы не ощущал себя в безопасности

и нет
не был я на зебре -
у фонтана
перед человеком с холодной сталью в руке

я не боялся
ватника с топором
когда вокруг столько красавиц

он связывал мой выбор
и говорил что связывает мой выбор
с идеальными представлениями
всё теми же

человек с топором говорил
что я ограбил его
но он устал
что все проходят мимо

живых
променяли на удобных
и не хотят видеть какие они есть
за украшениями

синь лица
стала зеленоватой -
красавицы отдали ему частичку свою

а я ободрил словами
дышать воздухом сотен сосен -
бесценно

Твои, говорю, колготы в сетку...

твои
говорю
колготы в сетку
имеют ностальгическую нотку
проволочного забора
за который вьюнок нежный
стойко в год конвенции о правах детей цеплялся
и авось авоськи
как этаж без шторок первый
без стеснения
демонстрирующей
и поэзию тех феноменальных волн квадратных
в феодосии
свежесть гальки берег
берегущих
и шарм фуфайки стёганой
дяди-гиревика
на том конце двуручной пилы
в кандрах
какую-то колоссальную изометрию
пошаговой легенды
рубежа веков
таков
и абажурный ромб
что тенью
на голые белые гладкие ровные
стены
надо сказать красиво
лёг

угол
говорит
ладоней твоих
поддерживающих мою спа
спасибо голову
хмельную
да ты и сам не стекло
особо
в настоящее время
это фи
фиксация контура
суффиксация ласкательная
это
раскрытая
корочка читательского билета
камского политехнического института
на сей раз
дома не позабытого
когда литература правильная
достаётся
сдаётся
ледокола ленин это киль
что может снежных самых королев порушить льды
это галка - принят
это виктория
это мыс с
маяком
добрая добрая надежда
это мы...

были квиты

Кареглазая

О текущем. Тебе. На стене — чёрный след,
не затёртый никак, извещаю, был мухой.
В свете лампочек двух (третья — всё, её нет),
пятернёй прижимая холодное ухо,

этот спичек верчу, не вяжу, коробок
из Борисова. Знак зодиака тут — Дева.
На обложке. Звезды, вижу, две. Будто Бог
мне явил и тебя, и меня на из древа

неказистой картонке за два-три рубля,
провести по которой — и слышится шорох
башмаков по отцветшим осенним полям,
недоступный поверхности "Zippo" мажора.

И всё дальше и дальше с былинкой в зубах
вместо "Примы" в бреду я бреду, что и места,
откровенно, найти не могу в закромах
я такого, удобоваримого жеста.

Вот в руке коробок, что ещё не открыл
даже, но... поболтать, и понятно — не пусто.
Потому что есть воздух. Внутри. Ещё пыл
реквизиты все на фиолетовом. Устно.

Кареглазая, вот как, не только искра
высекается спичкой из этой коробки.
Механический "чирк", извлекая, об край —
взгляд какой-то уж утилитарный, короткий.

На вернисаж поэта раз...

На вернисаж поэта раз художник пригласила в час.
Он увлечён тогда был ею.
И у картины каждой та "А эта как воспринята?"
спросить спешила в галерее.
"И знай: одна из них — моя. Скажу, какая, погодя.
Ты говори о них смелее."
Цветок банальный в вазе был. Его он "свежим" оценил
"подходом к старой, пусть, идее".

Ах, вернисаж, ах, вернисаж. Которая её тут? Аж
портрет один Жюльет Бинош стал "удивительно похож".
Ах, вернисаж, ах, вернисаж. Которая её тут? Аж
абракадаброй линий он "определённо впечатлён".

Ах, вернисаж — мучитель наш: возносится простой коллаж.
Ведь увлечён поэт был ею.
И вот в конце ему ответ: "Моей картины здесь и нет.
От твоего лица балдею."
На этой выставке картин остолбеневший гражданин
стоял немой, холста белее.
Ушла художник. Все, кто был. Охранник только сторожил.
Поэт так и стоял в музее.

Ах, вернисаж, ах, вернисаж. Которая её тут? Аж
портрет один Жюльет Бинош стал "удивительно похож".
Ах, вернисаж, ах, вернисаж. Которая её тут? Аж
абракадаброй линий он "определённо впечатлён".

Поэт так и стоял в музее.
Поэт так и стоял в музее.
Поэт так и стоял в музее.

Ушла художник. Все, кто был. Охранник только сторожил.
Поэт так и стоял в музее.

Ах, вернисаж, ах, вернисаж. Которая её тут? Аж
портрет один Жюльет Бинош стал "удивительно похож".
Ах, вернисаж, ах, вернисаж. Которая её тут? Аж
абракадаброй линий он "определённо впечатлён".

Ах, вернисаж, ах, вернисаж. Которая её тут? Аж
портрет один Жюльет Бинош стал "удивительно похож".
Ах, вернисаж, ах, вернисаж. Которая её тут? Аж
абракадаброй линий он "определённо впечатлён".

Ангелы падшими не были

разом
разогнув его
единицу металлическую
за победу
в конкурсе поэтов
до семёрки

я поставил —
словом
преподавателя теории механики
доброты самой —
задачу-люкс
перед заместителем

и
в её
холодных
для меня давно
глазах
взорвался порох
осветив нежно-розовые деревья
на которых смеялись макаки
и притихли
при гордо поднятом
флаге

васкес
сбросив огнемёт
на ногу
вложила в уста мои
помадку
последнюю

и они снова
снова стали теми
холодными
нечитаемыми
окаменевшими горгульями

тонкую
всё ещё
талию
поясок обрисовал
вслед отметил вдаль уходящей
с седьмым её
местом

вместо
неба мрачного
полуденное солнце
бликовало на листьях падших
и листья были ещё желтее ещё краснее

ангелы падшими
не были

L'amore Mio

я останавливаюсь
у небольшого кафе у дороги
с ретро-велосипедом
на стене веранды
и смотрю на
довольно симпатичное
создание
выдувающее мыльные пузыри

а она смотрит
как я смотрю на неё

светится
выше
будто белое облачко
вывеска
с названием кафе
"L'amore Mio"

и пузыри
эти
по воздуху плывущие
беспорядочно
в одно лёгкое дуновение
выстраиваются
вдруг
к облачку
в линию

и она
словно в некой живой
имитации комикса
что ли
говорит мне эту фразу
без голоса

так
момент
запечатлён
мог быть со стороны

я мысленно
представляю
как подхожу к ней
и объясняю эту свою эфемерную блажь
на тоненького
а она ничего
ничего не понимает
и крутит у виска

и поэтому
под стихающие вдали постепенно
звуки спокойной мелодии
льющейся из
"L'amore Mio"
я уношу эту мысль
загадочно
с собой

И стал я очень-очень хорошим

людям
тет-а-тет
за столиком кафе
стойкой бара
неловко
смотреть друг на друга
неотрывно
криминальное чтиво
людям нужно
нечто
громоотвод
и они
заказывают бокал
чашку ли
в руке вертеть
к губам
подносить
даже и не желая
иной раз
выпить
ты это знала
и я вертел и я подносил
нетерпеливо
ещё и ещё
и стал я очень-очень хорошим
и плохим
собеседником
а тебе
не нужно было
ничего
чтобы этим пре...
прекрасным этим голосом...
шпильки...
отпускать опять...
эти шпильки
в последний раз
удаляясь
звучали

Канатоходец Любви ва-банк

создайте Носитель для
восстановления
сейчас
(настоятельно рекомендуется)

при возникновении проблем
с жёстким
для переустановки
Окон
всех установленных Изготовителем программ
и драйверов
для аппаратного обеспечения
потребуется
Носитель
для восстановления

если
вы решите
не создавать
собственный комплект
можно приобрести комплект
для получения
дополнительных сведений
посетите
Узел

первое
да
создать Носитель для
восстановления
сейчас
(настоятельно рекомендуется)

второе напомнить позже

третье больше не напоминать

для продолжения
выберите пункт и нажмите
кнопку
далее

далее отмена

в Семёрке
я всегда нажимаю
второе

годами

пиктограмма в панели горит огнём
тысячи свечей
во Имя

когда-нибудь я создам
для восстановления
когда-нибудь я
канатоходец
Любви
ва-банк

я оставляю это
за собой

Когда назвали непрозрачным

что же
это получается
я
стало быть
луна?
в явлении затмения
когда
назвали
не-про-зрач-ным

я хотел сказать ей
что она земля я луна он солнце
и я сказал ей
что она земля я луна он солнце

заземлю
в лесу
у вас
вырастет
мол
мох
услышал
с северной стороны

это я я думал
того
со своей
я хотел добавить
к сверху
что не прочь в земле и побывать
и я добавил

из горла
и отлепил спину от
бюста
чугунного
в парке
непонятно кому

пусть
эти двое пусть
наслаждаются друг другом
а я кругом

я луна
печальная луна

сегодня
в оспе облачков
сквозь вуаль чёрную ветвей

если встать
тебе
так

Не были готовы к такому...

храбрость жидкая
во мне
урожая шестнадцатого
и я поехал
ногами
в стороны
(где было моё достоинство?!)
а головою буйной -
к концам
ниагары
её смоляных
прядей
по самое не балуйся

мои чресла!
мои чресла
(вспоминаю и вздыхаю)
не были готовы к такому...
но я усердно старался не упасть лицом
раз уж вознамерился
и схлопнуть
этот просвет подо мной!
реально

когда напала икота и кот

и который
это был день
когда увидел я
предложение научиться садиться
в студии?
меня ждали
конец карантина

Тина Канделаки признаётся,
что растяжка ей давалась сложно,
и она "тянулась"
на специальном тренажёре.

Регина Тодоренко часто демонстрирует
идеальную растяжку,
получая сотни
восхищённых комментариев.

Валерия активно занимается
йогой и делится
фотографиями в шпагате.
Пока есть только продольный.
Ждём поперечный!

и на что я рассчитывал?
что урожай сделает меня разом гибким?
наивный челнинский мальчик!

да чёрт с ним
со шпагатом!
я просто хотел ей псевдокентавра
наповал сражённого
её станом
в size ухвата печного
для чугунка с жарким на семью
без мат. капитала
показатб

Свой лабиринт "Сияния"

а кто-то
кто воображает
будто
как принц персии
перепрыгивает
пробелы
в стихо моём
катается по тире и дефису
на роликах
вставляет в проём фигуру
тетриса и
(с роздыхом в алькове скобок)
знак вопроса
как крюк используя ? альпинистский
по нити
потерянной
и обретённой вновь
через строки спускается
на самую длинную строку этого стихотекста —
может
продолжить
линиями
точки
многозначительного
многоточия
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
и
нарисовать
свой лабиринт
сияния

Пианистка, что играла на роялях объявлений...

Пианистка, что играла
на роялях объявлений,
к ним сонаты подбирала,
в чём в особенности гений...

Злые люди обрывали
с объявлений телефоны-
клавиши, и подбирала,
не затрагивая оных.

Музыка с-под этих пальцев
никогда не прерывалась.
И от места к месту, в вальсе,
пианистка та скиталась.

Кто услышит и узнает
в павильонах, у подъездов
что она вот так играет?
Может, приземлённых вместо,

кто в дыхании Борея
очарован верхней веткой.
И Луна глядит, нередко
кажется ему, болея.

В облаках, под стать, витая
непрактичной головою,
пианистке подпевая,
обретёт её зимою.

Как волна прибрежный камень,
набегая, освежает,
пианистка песни пламень
в скальдов, знали б те, вдыхает.

Пусть не слышат люди нонче,
но без устали, без лени
филигранно леди ночью
вскользь касалась объявлений.

Зачем тебе она, дружок?

Один парень просунул голову в дыру на борту горки. Подружка щёлкнула камерой. Потом он взобрался на неё. Детская горка скрипнула. Встал, как цапля, на одну ногу, вытянул руку к Луне. Она сняла его и в таком положении. И когда на верёвочную сетку он залез, по еловой лапе хлопнул, снежную обрушив пыль, вспышку я не проморгал. Клянусь, этот парень готов был буквально взлететь на крыльях любви! Ох, этот горящий пепел под ногами! Я наклонился потушить его, обуглив слегка лоджию. И они пропали. В полночь я захлопнул "Записки старого козла", потушил свет, подошёл к окну и увидел этого чокнутого. Одного. Он скатывался с горки, нарезал круги вокруг площадки, вращаясь юлой в воздухе, падал на снег, как на татами, насиловал верёвочную сетку. Слепил снежный ком, положил на качели с одной стороны, сел на другую и СТАЛ КАЧАТЬСЯ С ЭТИМ КОМОМ. Слез и наращивал, катая, ком. Голыми руками! Второй и третий. Ограбил дерево для рук для снеговика. Умыл горящее табло и что-то взголосил, воздев грабли к небесам. Во как... Без женщины даже энергичнее. Зачем тебе она, дружок? Понятия не имею, чем там дело закончилось, я прошёл мимо стеклянной флейты опустевших звёзд и вырубился на одре. Прекрасно и надёжно.

Что, спрашивается, в этом-то году свершилось? Да, собственно, то. Начал свалок освоение. Фокусировать зрак ока на необходимом. Во всём хламе этом. Внушают, стандартно-де надо. Про розы-морозы, dolce vita. Востребовано, мол, шарпеями в бабочках. С мохнатыми руками. А я беру крест, который обыватель на вещи поставил, раздвигаю в рельсы, на которых и покатит! Новое покатит слово. Только что, словом, оттуда. С концервой со сроком истекшим годности. Да это не срок годности истёк! А вера некоторых, так скажу. На матрац — заплатку, и всё. К Морфею сладким. Разве заменит лук сочных ягодиц инстаграмной девы ароматный лук в самом укромном уголке контейнера? То-то и оно. Выдёргиваю я гвоздь из доски, обстукиваю молоточком в прямую. Да на свету разглядываю. Как конферансье помпезный выплывает: "Прошу внимания почтенной публики! Гвоздь программы!" И выхожу я на сцену. И пою шлягер грузина. И пою ещё раз. На бис. Для женщины, конечно, а как же?! Выдумать. Хотел вот так сегодня выдумать. Под Новый год тебя обрадовать. Простою шуткой обаять. Снесли, на деле, два киоска (улыбаюсь) архаичных. Облагораживание, вишь ты. Ну и нам, тому созвучно, облагораживаться. Пять звёзд держать. С наступающим!

Я лечу, я лечу твоим голосом...

Я лечу, я лечу твоим голосом
беспокойную душу свою.
В этом мороке будней пред образом,
просиявший, я словно стою.

Не всегда загорается лампочка,
зябко в хате, я знаю, рукам,
но всегда ты, по голосу, лапочка,
будто кошка свернулась к ногам.

Где-то фоном однажды мне к голосу
звук услышался то ли воды?
"Это мою я длинные волосы."
Сохрани, ради бога, их ты.

"Love me tender" напел я двум женщинам.
"Серенады бы петь, но не мне".
Но кому? Себе, впрочем, обещанный
я зарок исполняю. И нем.

Надей чеховской, с чувством прочтение,
объясняла, бывало, меня.
Аналогии, право, почтение.
Да и что бы вот так не принять?

И по милости произнесения,
не весть что, по тебе, крокодил,
потому ли я слёзным Есениным
вновь так с нежностью заговорил?

Полечу ли ещё твоим голосом
или сызнова кану во тьму?
Если давеча брякнул, пьян, логосы
непотребные по-твоему.

Злые силы, не верится, леди Е.,
вновь тебя у меня увели.
Память стачивать будет последнее.
А потом — я лишь точка вдали.