Чёрный монах (1989)

История одной любви, история одной болезни

Понимаете, однажды (это случается обыкновенно внезапно) ты вот так вдруг увидишь и реку, и деревья, и девушку, и то, как она улыбается. Кажется, что ты и раньше всё это видел тысячу раз, но в этот раз вдруг остолбенел, внезапно поражённый — как невообразимо прекрасна и эта девушка, и эти деревья, и эта река, и то, как она улыбается. Это обыкновенно означает, что тебя настигла любовь.
"Сто дней после детства", 1975, реж.С.Соловьёв

Как настигает человека любовь знают многие. Достаточно вспомнить Сергея Каюмовича Шакурова доверительно делящегося с подростками пионерского лагеря лиричным потоком своей души. Найдутся ли среди нас те, кто не согласится с подобного рода трактовкой? И ведь она столь же поэтична и легка как брызги самого чувства, озарением сладостной пелены пронизывающей тело. Кто не испытывал на себе магических чар чувствительных порывов? Всепоглощающую вязкость тумана, накрывающую сознание? Ты здесь и тебя нет здесь. Ты всё тот же и одновременно совершенно иной. Другой. Переродившийся. Моментально. Вдруг. Лёгкость невесомости тела, пульсация одной только мысли в голове - быть рядом, быть около, быть вблизи. Говорить и слушать, её, его. До бесконечности. Вечно. Всегда.

На смену соавторской лиричности сценария "Сто дней после детства" Сергея Соловьёва, заматеревший, но столь же тонкий соавторский проект "Чёрного монаха". Тринадцать лет водоразделом рукописей как никак. И отпечаток личностного, проявленными контурами.

Юношество вытеснено зрелостью. На смену Мити Лопухину пришёл Андрей Васильевич Коврин. Там, в далёком далеке, приближение к выпускному классу школы. Тут же, духовные бездны в исследовании, с вечными вопросами размышления. Рост личности? Естественный порядок вещей при развитии себя. А вот любовь, она во все времена одинакова. И тогда, и сейчас. Удивительно, но и лик её остался неизменным. Словно фреска самой Мадонны образы Лены Ерголиной и Тани Песоцкой. Нескладному подростку, на смену оперившийся лебедь. Тринадцать лет разницей. Тринадцать.

И что же будет? Свидетелем какой истории предстоит стать зрителю? Ведь всё в кадре то же самое, что и тогда, много лет назад. И усадьба, и вековые исполины молчаливой стражи леса, и озеро, и пленительное чувство нарастающей трепетной тревоги с девичьей девственной наготой, и доверчивость глаз, и....

Туман отгоревших костров окутывает сад, не позволяя взять его в плен. Подчинить своей власти. Струи воды по каменным ступеням омовением следов ног сошедших со сцены. Кто они были? Когда приходили? Что оставили после себя? Ничего. Их нет. Забвение в потоках музыкальных скрипов, звуков, выдохов. И нет какофонии вкрапления в эти монотонно-протяжные плачи. Стало быть и памяти тут тоже нет. О них. По ним.

В плен попадает магистр философии. В магический плен. Егор Семёнович Песоцкий и его дочь словно та стража сумрачного покоя. На границе миров они прибывают. Ни кого не ждут, никого не принимают. Им нужна, им необходима лишь одна душа. Душа того, кто был когда-то воспитан в этом доме, кто вылетел отсюда свободной птицей в самостоятельный полёт. Вернёшься? Вернулся? То-то же. Прекрасно и хорошо здесь. С нами. В тиши. Всё к твоим ногам. Тут сад, райскими кущами до одури защекочет опьянив. Зеркальная гладь чаши воды отражением бремени исканий, потуг, стремлений. Лестница, спуском в... бездну. Моется-моется, омывается ежедневно.... Тут все твои сокровенные и потаённые желания материализуются. И обретёшь понимание вещей. И найдёшь что искал. И услышишь что хотел. Придёт-придёт чёрный монах.

И час пробил. Согласие. Потом раскаяние. Но поздно. Сделка совершена. Ты не вправе требовать возврата. Души? Свободы? Себя? Ибо получил, что хотел.

По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне...